| На основную страницу |Перевод с английского П.А.
Copyright © 1997 Thanissaro Bhikkhu, Affirming
the Truths of the Heart
Только для бесплатного распространения
"Жизнеутверждающий буддизм, который учит нас находить счастье, открывая богатство нашей повседневной жизни".
Вот что мы хотим, или по крайней мере так нам было сказано людьми, которые стараются продать нам буддизм, измененный в соответствии с современными господствующими тенденциями. Но это ли то, в чем мы нуждаемся? И буддизм ли это?
Вспомним на мгновение историю молодого принца Сиддхартхи и его первую встречу со старением, болезнью, смертью и странствующим отшельником. Это одна из наиболее доступных глав буддизма, по большей части, из-за сердечной искренности и прямоты чувств молодого принца. Он увидел абсолютный ужас старения, болезни и смерти и направил все свои надежды на лесную жизнь отшельника, как единственный выход. Как изображает эти события Ашвагхоша, великий буддийский поэт, у молодого принца не было недостатка в друзьях и родственниках, которые пытались отговорить его от этих мыслей. Более того, Ашвагхоша был достаточно мудр, чтобы показать их жизнеутверждающие советы в очень привлекательном свете. Однако принц понимал, что если он поддастся этим советам, то предаст свое сердце. Только оставаясь честным со своими искренними чувствами, он оказался способен пуститься в путь от обычных ценностей современного ему общества к непревзойденному Пробуждению в Бессмертное.
Едва ли это жизнеутверждающая история в обычном смысле этого слова, но она утверждает нечто более важное, чем жизнь – правду сердца, когда оно стремится к абсолютно чистому счастью. Мощь этого стремления зависит от двух чувств, называемых на пали "самвега" и "пасада". Мало кто из нас слышал о них, но они являются чувствами, наиболее основополагающими для буддизма. Они не только вдохновили молодого принца на путь к Пробуждению, но даже после того, как он стал Буддой, он советовал своим ученикам ежедневно культивировать их. В сущности, его подход к этими чувствам настолько уникален, что возможно он и является наиболее важным вкладом его учения в современную американскую (западную) культуру.
"Самвега" была тем чувством, которое молодой принц Сиддхартха чувствовал при его первой встрече со старением, болезнью и смертью. Это сложное для перевода слово, потому что оно описывает сложный диапазон чувств, по крайней мере, три группы чувств сразу: подавляющее чувство шока, смятения, и отчуждения, которые приходят с пониманием тщетности и бессмысленности жизни, как она живется обычно; чувство порицания нашего собственного самодовольства и глупости, позволяющим нам жить вслепую; и беспокойное чувство безотлагательности в попытке найти выход из бессмысленного круга. Это группа чувств, которые все мы в какой-то момент испытали в процессе взросления, но я не знаю единственного английского слова, которое бы адекватно обозначало все три. Было бы полезным иметь такой термин, и возможно это причина, достаточная для того, чтобы просто включить слово"самвега" в наш язык.
Но больше чем просто введение в обиход полезного термина, буддизм также предлагает эффективную стратегию для того, чтобы работать с описываемым им чувством; чувством, в котором наша собственная культура видит угрозу и обходится с ними очень неумело. Наша западная культура, конечно, не единственная культура, которая видит угрозу в "самвега". В истории Сиддхартхи, реакция отца на открытие молодого принца была подобна способу, которым большинство культур пытается справиться с этим чувством. Он пробовал убедить принца, что его стандарты для счастья невозможно высоки, в то же самое время пробовал отвлечь его дружбой, любовью и любыми вообразимыми чувственными удовольствиями. Короче говоря, такая стратегия должна была заставить принца понизить планку его целей и найти удовлетворение в счастье, которое было менее чем абсолютно и не особенно чисто.
Если бы молодой принц жил сегодня в Америке, то его отец имел бы другие средства для обращения с его неудовлетворенностью, но основная стратегия была бы по существу такой же. Мы можем легко вообразить его отправляющим принца к священнику, который учил бы принца верить, что мир, сотворенный Богом, по сути своей хорош, и не стоит сосредотачиваться на тех аспектах жизни, которые бы подвергли сомнению эту веру. Или он мог бы отправить принца к психотерапевту, который рассмотрел бы чувство "самвега" как неспособность принять действительность. Если бы беседы не дали результатов, врач вероятно прописал бы изменяющие настроение лекарства, чтобы притупить унылые чувства молодого человека так, чтобы тот мог стать производительным, хорошо приспособленным членом общества.
Если бы отец был действительно осведомлен о современных тенденциях, то он мог бы найти учителя Дхармы, который рекомендовал бы принцу находить счастье в небольших удивительных удовольствиях жизни – чашке чая, прогулке в лесу, социальной активности, помощи другим людям. Не обращай внимания, что эти формы счастья прекратились бы старением, болезнью и смертью, говорили бы ему. Существующий момент – вот и все, что мы имеем, поэтому мы должны стараться ценить сладко-горькую возможность смаковать, но не удерживать краткие, проходящие радости.
Маловероятно, что храбрый принц, которого мы знаем по истории, внял бы любому из этих благонамеренных советов. Он видел бы их как пропаганду жизни тихого отчаяния, просящую его быть предателем своего сердца. Но если он не нашел никакого утешения из этих источников, куда бы в нашем обществе он пошел? В отличие от Индии его времени, мы не имеем никакой известной, социально принятой альтернативы тому, чтобы быть экономически производительными членом общества. Даже наши религиозные ордена отшельников ценят за их способность обеспечить рынок хлебом, медом и вином. Так что принц, вероятно, не нашел бы никакой альтернативы, кроме как присоединиться к бродягам и изгоям, радикалам и революционерам, вытесненным на окраины общества.
Он обнаружил бы много тонких умов и чувствительных душ в этих группах, но никакой опоры в виде накопленной доказанной и глубокой альтернативной мудрости. Кто-то мог бы дать ему книгу Торо или Мюира (американские мыслители, сторонники естественного образа жизни в согласии с природой – прим. переводчика), но их работы не предложили бы ему никакого удовлетворительного анализа старения, болезни, и смерти, и никаких рекомендаций для того, как выйти за их пределы. И потому что едва ли есть помощь и поддержка для искателей, людей на крае, он тратил бы чрезмерное количество энергии для решения проблем выживания, с небольшим количеством времени или энергии, оставленных, чтобы найти свое собственное решение проблемы "самвега". Он исчезнул бы и его путь к Пробуждению прервался – возможно в каньонах Юты, возможно в юконском лесу, – без следа.
Однако, к счастью для нас, принц родился в обществе, которое действительно поддерживало и уважало отшельников, что дало ему возможность найти решение проблемы "самвега", которое действительно было приемлемо для его сердца.
Первый шаг в этом решении символизируется в истории Сиддхартхи реакцией принца на четвертого человека, которого он увидел в путешествиях вне дворца – блуждающего лесного отшельника. Чувство, которое он пережил в этот момент, называют "пасада", другой сложный набор чувств, обычно переводимый как "ясность и безмятежная вера". Это то чувство, которое препятствует "самвега" превратиться в отчаяние. В случае принца, он ясно понял свое затруднительное положение в круге перерождений и путь из него, приводящий к чему-то вне старения, болезни, и смерти, с чувством уверенности, что этот путь будет результативным.
Как открыто признается ранними буддийскими учениями, это затруднительное положение заключается в том, что круговорот рождения, старения, и смерти является бессмысленным. Они не пробуют отрицать этого факта и поэтому не попросят нас, чтобы мы были нечестными сами с собой или закрыли глаза на действительность. Как выразился один учитель, буддийское признание действительности страдания (настолько важное, что страдание почитается как Первая Благородная Истина) является даром, которым оно подтверждает наш самый точный и прямой опыт бытия, опыт, который многие другие традиции пытаются отрицать.
Поэтому ранние учения требуют, чтобы мы стали еще более чувствительными, до той степени, где мы видим, что истинная причина страдания – не там снаружи – в обществе или внешних явлениях – но здесь, в жажде (танха), присутствующем в каждом уме. Затем они подтверждают, что есть конец страданию, освобождение из круга. И они показывают путь к этому освобождению, через развитие благородных качеств, уже скрытых в уме до той степени, где эти качества отвергают жажду (танха) и открывают путь в Бессмертное. Таким образом проблема имеет практическое решение, решение в пределах возможностей каждого человека.
Также это решение открыто для критического исследования и проверки – признак того, как уверен был Будда в решении, найденном им для "самвега". Это один из аспектов подлинного буддизма, который больше всего привлекает людей, уставших от внушений, что им следует отрицать прозрения, вдохновившие их чувство "самвега".
Фактически, ранний буддизм не только уверен, что он может справиться с чувством "самвега", но это также одна из немногих религий, которая активно культивирует это чувство до радикальной степени. Буддийское решение проблем жизни требует такого интенсивного и преданного усилия, что только сильная "самвега" будет препятствовать практикующему буддисту откатываться назад в своей практике. Отсюда следует рекомендация, согласно которой все буддисты, и мужчины и женщины, миряне или монахи, должны ежедневно размышлять над фактами старения, болезни, разделения и смерти, чтобы развить чувство "самвега" и, опираясь силе собственных прошлых поступков, пойти через "самвега" на один шаг дальше, к "пасада".
Для людей, чье чувства "самвега" настолько сильно, что они хотят оставить любые социальные связи, которые препятствуют им следовать путем к прекращению страдания, буддизм предлагает и давно обоснованную философскую доктрину, и поддержку – монашескую сангху, учреждение, которое позволяет им покинуть общество, не имея необходимости напрасно тратить время, волнуясь о выживании. Для тех, кто не может оставить социальные связи, буддийское учение предлагает способ жить в мире, не будучи преодоленным миром, ведя жизнь полную щедрости, добродетели и практики, чтобы усилить благородные качества ума, которые ведут к прекращению страдания.
Симбиотические отношения, разработанные для этих двух ветвей буддийского "париса", или сообщества, гарантируют, что каждый извлечет выгоду из контакта друг с другом. Поддержка мирян гарантирует, что у монахов не будет нужды чрезмерно заботиться о поиске пищи, одежды и убежища; благодарность, которую монахи неизбежно чувствуют за добровольную щедрость мирян, не дает им превратиться в изгоев и мизантропов. В то же самое время, контакт с монахами помогает мирянам вырабатывать надлежащий взгляд на жизнь, питающий энергию "самвега" и "пасада", которую они должны удерживать от выхолащивания и отупления под влиянием материалистической пропаганды господствующей экономики.
Таким образом, буддийское отношение к жизни культивирует "самвега" – ясное принятие бессмысленности цикла рождения, старения и смерти, и развивает его в "пасада" – уверенный путь к Бессмертному. Этот путь включает не только доказанное временем руководство, но также и социальное учреждение, которое питает и поддерживает его. Это то, в чем наше общество отчаянно нуждается. Позор, что в современном господствующем популярном буддизме, эти аспекты традиции обычно игнорируются. Мы продолжаем забывать, что одним из источников силы буддизма является его способность держаться вне господствующей тенденции, и что традиционная метафора для практики это то, что она переправляет через поток на другой берег. Я надеюсь, что мы начнем вспоминать эти вещи и принимать их ближе к сердцу, таким образом, чтобы в нашем движении найти буддизм, который можно продать, мы не продали сами себя.