545. Джатака о Нараде Кашьяпе

Перевод с пали А.Парибка, В.Алихановой


Когда-то царствовал в Видехе
Ангатий, доблестный воитель.
Казною был богат и войском,
Имел в достатке колесницы.
И вот однажды, светлой ночью
(Тогда настал осенний праздник
И отмечали полнолунье),
Он созывает приближенных –
Ученых, знающих, умелых
И в обращении учтивых.
Здесь был Алата-воевода,
А с ним – Сунама и Виджая.
К ним царь с вопросом обратился:
"Скажите, чем бы нам заняться?
Сегодня праздник полнолунья,
На чистом небе месяц светит.
Как можем мы себя потешить,
Воспользоваться этой ночью?"
Тогда Алата-воевода
Царю ответил самым первым:
"Вели-ка воинам собраться:
Поднимем войско по тревоге
И всей несметной силой ратной
Отправимся в поход, о кшатрий.
Не всех еще мы победили,
А победить бы всех хотелось.
Поэтому я предлагаю
Померяться с врагами силой".
Услышав это предложенье,
Сунама с ним не согласился:
"Твои все недруги, воитель,
Сегодня съехались в столицу
И не злоумышляют больше,
Но признают твое главенство.
Сегодня праздник, не забудьте.
Не вижу смысла я в походе!
Не лучше ли нам поскорее
Отправить слуг за угощеньем,
Призвать певцов и музыкантов,
И наслаждениям предаться?"
Услышав это предложенье,
Виджая с ним не согласился:
"Услады, государь, – не новость,
Ты их всегда себе доставишь.
Нам наслаждения привычны,
А радости от них немного.
Нам нужен брахман или шраман,
Наставник и учитель дхармы!
Он нас избавит от сомнений
И даст благие наставленья".
Услышав это предложенье,
Царь с одобрением воскликнул:
"Виджая предлагает дело,
Его намеренье удачно!
Нам нужен брахман или шраман,
Наставник и учитель дхармы.
Он нас избавит от сомнений
И даст благие наставленья".
Услышав речи государя,
Сказал Алата-воевода:
"Живет у нас в оленьем парке
Из рода Кашьяпы подвижник
По имени Достойный – Гуна;
Он проповедует умело
И окружен учениками,
Нагой он ходит, без одежды.
Его считают люди мудрым".
Услышав речи воеводы,
Послал Ангатий за возницей:
"Готовь, возничий, колесницу,
Мы в парк немедленно поедем".
Тот быстро подал колесницу
С сиденьем из слоновой кости.
Серебряною окаемкой
Она сияла и сверкала,
Как полная луна на небе;
Четверка рысаков в упряжке,
Как на подбор, все белой масти,
А на бегу быстры, как ветер,
Притом совсем не норовисты.
Все было белым:кузов, кони,
И царский зонт, и опахало.
В сопровожденье приближенных
Царь выехал на колеснице
И был прекрасен, словно Чандра.
Скакали верховые следом
И сабли наголо держали.
Так ехал царь, не больше часа;
Затем сошел он с колесницы
И с приближенными своими
Пришел туда, где жил подвижник.
Кругом ученики сидели
И брахманы, текла беседа.
Царь никого не стал тревожить.
Он здесь не мог распоряжаться.
И окруженный всяким людом,
Неподалеку царь уселся
На мягких набивных подушках,
Расположился поудобней
И вежливо беседу начал:
"Всего ли у тебя в достатке?
Ты крепок ли теперь здоровьем?
Как добываешь пропитанье?
Не трудно ль жить тебе, почтенный?
Не болен ли какой болезнью?
Не жалуешься ли на зренье?"
Вайдехе, преданному дхарме,
Подвижник отвечал учтиво:
"Все у меня благополучно,
Болезни мне не докучают.
А ты здоров ли, царь Видехи?
Тебя не донимают бунты?
А рысаки твои здоровы?
Не поломалась колесница?
Не мучат ли тебя болезни?
Они нередко губят тело!"
Так царь Видехи и отшельник
Приветствиями обменялись.
Царь времени не тратил даром,
Он тотчас перешел к распросам
О том, чего ему держаться,
О смысле дхармы и о пользе:
"Как почитать, согласно дхарме,
Отца и мать? Ответь, подвижник!
А как нам быть с учителями?
Каков наш долг перед семьею?
Как относиться к старшим нужно?
А как – к отшельникам, монахам?
Как обращаться нужно с войском?
Чего держаться в управленье?
Как правильно исполнить дхарму,
Чтоб после смерти быть счастливым?
Как те, кто нарушает дхарму,
В ад попадают после смерти?"
И на вопрос царя Видехи
Ответил Кашьяпа-подвижник:
"Скажу я истинную правду.
Внимай мне, государь, прилежно:
Хоть следуй, хоть не следуй дхарме –
Плода не будет никакого.
Не существует того света:
Никто оттуда не вернулся,
Нет, государь, покойных предков,
Родителей не существует.
Учитель бесполезен в жизни:
Того, кто буен от природы,
Не сможет усмирить учитель.
Все существа равны друг другу,
И старших почитать не нужно.
В труде, старанье нету смысла,
А мужество всегда бесцельно.
Все существа судьбой влекомы,
Как бечевой влекома лодка.
Что суждено – то и получишь.
Плодов даяний не бывает,
А приношенья бесполезны.
Ни власти нету, ни усилий.
Кто поглупей – дары приносит,
Кто поумней – их получает.
И все глупцы в самообмане
Невольно одаряют умных.
Всего семь сутей существует.
Они неразложимы, вечны:
Земля, вода, огонь и воздух,
Затем – несчастие и счатье;
Душа считается седьмою.
Никто их разложить не может,
Несокрушимы эти сути,
И истребить их невозможно:
Ведь меч проходит между ними.
Кто рубит голову на плахе,
Не задевает этой сути.
Кто может видеть здесь убийство?
Пусть восемьдесят кальп минует,
Потом еще четыре кальпы –
Тогда все души чисты будут.
Нет раньше срока избавленья,
Какие не блюди обеты.
И сколько б ты добра ни делал,
Освобожденья не ускоришь;
А можешь нагрешить без меры –
Освобожденья не замедлишь.
Очистимся мы постепенно
За восемьдесят кальп о дольше.
Не побороть необходимость –
Ведь море на берег не выйдет!"
Послушав поученья Гуны,
Сказал Алата-воевода:
"Признаюсь я, ученье это
Мне кажется правдоподобным.
Я помню прошлое рожденье,
Предшествующее этой жизни:
Я был забойщиком скота в ней
И был как Пингала известен.
В Варанаси, великом граде,
Я совершил грехов немало,
Без счета резал скот на мясо:
Свиней, овец, козлов, баранов...
Но после смерти я родился
Богатым, сыном полководца.
А значит, нет плодов злодейства,
Иначе быть бы мне в кромешной!"
Сидел там раб неподалеку,
Что Биджакою прозывался.
Он Кашьяпу пришел послушать,
Хоть и постился в полнолунье.
Услышал он ученье Гуны
И сказанное воеводой
И, тяжко-тяжко воздыхая,
Заплакал горькими слезами.
Его окликнул царь Видехи:
"Скажи, любезный, что ты плачешь?
Ты удручен какой-то вестью?
Что тяготит тебя? Откройся!"
Вопросу царскому внимая,
Ответил Биджака правдиво:
"Ничто не тяготит мне душу.
Послушай, царь, что расскажу я.
Я помню прошлое рожденье:
Там жизнь моя была счастливой.
Ведь был я в городе Сакете
Купцом и прозывался Бхава,
Был предан дхарме, уважаем;
Подвижникам и неимущим
Я неизменно был опорой;
Ни одного греха в той жизни
Я за собою не припомню.
Но после смерти я родился
Здесь сыном женщины несчастной
(Ведь я, Вайдеха, сын рабыни),
Теперь я неимущ и жалок.
Но, несмотря на свою бедность,
Я добродетели привержен,
Готов обедом поделиться
Со всеми, кто меня беднее.
По полнолуньям, новолуньям
Пост соблюдаю непреложно,
Зла никому не причиняю,
Не зарюсь на добро чужое.
А вот теперь, как оказалось,
Мои старанья бесполезны!
Ведь правильно сказал Алата –
От благочестия нет проку!
Мне просто выпало злосчастье –
Бросок костей был неудачен.
Игрок я, видно, никудышный.
Алата – вот игрок умелый,
Его бросок удачным вышел,
И выпало на долю счастье.
Врата небес теперь закрылись!
Что делать мне? Не понимаю!
Вот потому я и рыдаю,
Ученью Кашьяпы поверив".
Царь Биджаки рассказ услышал
И молвил он такое слово:
"Стяжать блаженство невозможно,
Мы изменить судьбу не в силах.
Любое счастье и злосчатье
Одна она нам посылает.
Нас всех очистит смена жизни,
Освобожденья не приблизишь.
Я до сих пор к добру склонялся,
Подвижникам и неимущим
Всегда я помогал с охотой,
Радел о благе государства –
Выходит, только тратил время!
Почтенный Кашьяпа! С тобою
Мы свидимся еще, быть может,
Коли судьба того захочет".
Промолвил это царь Видехи
И в путь отправился обратный.
Царь скоротал остаток ночи,
R>Я доверяю приближенным".
Промолвил это царь Вайдеха
И погрузился в наслажденья;
Подвижников и неимущих
Забыл и стал к ним равнодушен.
Полмесяца уж пролетело,
Вот накануне новолунья
Зовет к себе царевна Руджа,
Любимое дитя Вайдехи,
Кормилицу и говорит ей:
"Меня украсить поспешите,
Моих подружек наряжайте,
Ведь завтра будет новолунье,
Пора бы мне отца проведать".
Служанки подали гирлянды,
Сандалом Руджу умастили
И украшения надели
Из самоцветов и кораллов,
Из яхонтов и бус жемчужных.
Одета в лучшие наряды,
Она на золотых носилках
Отправилась царя проведать.
Блистая собственной красою,
Она еще прекрасней стала
Среди своих подружек юных.
Вот, в окружении наперсниц,
Сияя праздничным убором,
Вступила в Чандаку царевна
И все сверканьем озарила,
Слепящей молнии подобна.
Она приблизилась к Вайдехе,
Приветила его учтиво
И села рядом на сиденье
С блестящей золотой отделкой.
Ее, а с нею и подружек,
Подобных апсарам небесным,
Радушно принял царь Видехи
И вымолвил такое слово:
"Довольна ты своею жизнью?
Проводишь ли в забавах время?
В пруду купаешься, как прежде?
А кущанья разнообразны?
Какие же у вас затеи?
Беседки из цветов плетете?
А коль чего-то не хватает,
Скажи – я дам распоряженье!
Мне кажется, что ты натерлась
Не самым лучшим притираньем.
Быть может, надобно сандала?"
Так дочь распрашивал Вайдеха.
Ему царевна отвечала:
"Мне, государь, всего довольно,
Ни в чем не знаю я отказа.
Но завтра – новолунье, праздник.
На подаяния убогим
Нужна мне тысяча каршапан –
Я, как всегда, им помогаю".
На эту речь царевны Руджи
Ей так ответил царь Ангатий:
"Ты много денег зря изводишь:
В дарах нет никакого смысла!
Посты зачем-то соблюдаешь;
Наверное, судьба такая,
И ты постишься поневоле.
А я в постах добра не вижу.
Про Биджаку-раба слыхала?
Он тоже был постам привержен.
А как послушал речи Гуны,
Заплакал горькими слезами.
Живи, пока живется, Руджа!
Отказывать себе не стоит.
Не существует того света,
Зачем себя напрасно мучить?"
Послушав речь царя Видехи,
Прекрасная царевна Руджа,
О будущем и прошлом зная,
Промолвила такое слово:
"Я раньше знала понаслышке,
Теперь воочию узрела:
Кто с дураком имеет дело,
Сам поглупеет непременно.
Кто в одиночку заблуждался,
С другим заблудшим повстречавшись,
Сам в заблужденье укрепился.
Ни Биджака, ни же Алата,
Меня ничуть не удивляют.
Но ты всегда был столь разумен,
Столь опытен и зред в сужденьях –
Как мог ты вместе с дураками
Поддаться ложному воззренью?
И если сам с собой нас ход вещей очистит,
Зачем тогда подвижничество Гуне?
Он в заблужденье понапрасну себя мучит,
Как мотылек, летящий на светильник.
Кто верит, что усилия бесплодны,
Не остановится пред злым деяньем,
А от последствий трудно избавляться,
Как от крючка сглотнувшей его рыбе.
Я приведу тебе сравненье,
С вниманием меня послушай!
Разумный человек, бывает,
Суть дела схватывает сразу,
Когда сравнение услышит.
Представь купеческое судно,
Перегруженное товаром,
Оно под непомерным грузом
Затонет в океанских водах.
Так человек, мало-помалу,
Накапливая злодеянья,
По бременем их непомерным
В аду утонет, как в пучине.
Что до Алаты-воеводы,
Так он грехи пока лишь копит,
Но в будущем ему придется
Дурные испытать рожденья.
Алата тоже, царь Видехи,
Когда-то накопил заслуги,
Поэтому теперь он счастлив.
Но благо это – ненадолго:
Он к недостойному склонился,
Оставил верную дорогу
И движется стезей дурною.
Теперь – еще одно сравненье.
Возьми две чашки с коромыслом
И нагрузи одну из чашек:
Свободная от груза чашка
Поднимется на коромысле.
Так, если человек заслуги
Накапливает понемногу,
Они его поднимут к небу,
И это с Биджакой случится.
А те несчастья и невзгоды,
Что он переживает ныне, –
Последствия дурных деяний,
Им совершенных в прошлой жизни.
Но все дурное скоро минет,
Ибо теперь он благонравен.
Не слушай Кашьяпу, владыка!
Не следуй ложному ученью!
Ты попадаешь под влиянье
Того, с кем вместе тратишь время,
Будь он хоть праведник, хоть грешник.
С кем человек завяжет дружбу,
Кого он часто навещает,
Он на того похожим станет.
Когда лежат две вещи рядом,
Соприкасаются друг с другом –
Одна запачкает другую.
Стрела, отравленная ядом,
Оставит часть его в колчане.
Разумный муж остережется
Общения с неблагородным –
Грехом недолго заразиться.
Ведь если ты концом былинки
Дотронешься до тухлой рыбы –
Былинка гнилью и пропахнет.
Вот каково с глупцом общенье!
А если к благовонной тагаре
Ты поднесешь листок от дерева,
Он тоже станет благовонным –
Вот каково общенье с мудрым!
Считай, что разум твой – корзинка,
А в ней плоды твоих деяний.
Будь рассудителен, владыка!
Оставь общение с дурными,
С достойными сведи знакомство.
Дурной тебя толкает к аду,
Достойный – к небесам приблизит.
Послушай, что со мною было.
Я помню семь своих рождений,
Предшествовавших этой жизни,
И о семи грядущих знаю.
В седьмом тому назад рожденье
Была мужчиной я, владыка.
Жила в Магадхе, в Раджагрихе,
Кузнечным делом занималась.
Товарища дурного встретив,
Грехов свершила я немало,
Погрязла в прелюбодеяньях.
Казалось мне, что я бессмертна.
Дурной поступок сохранился,
Словно огонь под слоем пепла,
А я после того родилась
Благодаря другим деяньям
В столице Ватсы, в Каушамби,
В семье богатого торговца
Как их единственный наследник,
И все меня там ублажали.
Я встретила благого друга,
Он был умен и образован,
Меня на правый путь наставил.
Все новолунья, полнолунья
Я, как положено, постилась.
Благой поступок сохранился,
Как клад вблизи от водоема,
Но плод былых дурных деяний,
Свершенных некогда в Магадхе,
Созрел теперь и проявился,
Как яд, полействовав не сразу.
Родилась я в "аду стенаний"
И там прожаривалась долго,
Об этом даже вспомнить тяжко!
ведь я бесчисленные годы
Терпела тяжкие страданья.
Потом в Бхеннакате родилась –
Была козлом там холощеным;
Возя сановников в повозках,
Расплачивалась за распутство.
А после смерти я родилась
В лесу дремучем обезьяной.
Вожак мне откусил мошонку:
Я продолжала, царь Видехи,
Расплачиваться за распутство.
Потом в Дашарне я родилась,
Была волом там подъяремным,
Расплачивалась за распутство.
А после этого, Вайдеха,
Я возродилась человеком,
Но отродясь была бесполой –
Моя расплата продолжалась.
А после этого я стала
Небесной девой в свите Индры,
Носила яркие наряды
И дорогие украшенья,
Искусным пением и пляской
Царя богов я услаждала.
То семь моих былых рождений.
Грядущие я тоже знаю.
Теперь проявится то благо,
Что я свершила в Каушамби,
И в следующих семи жизнях
То снова буду человеком,
То обитательницей неба.
Я буду счастлива все время,
Но первых шесть своих рождений
Придется женщиной остаться.
Зато в седьмом существованье
Я стану наконец мужчиной –
Не на земле, но в горнем мире.
Уже готовят мне гирлянды
Божественных цветов сантаны.
Их на меня наденет, знаю,
Проворный небожитель Джава.
Что для богов – лишь час единый,
Шестнадцать полных лет для смертных,
А день и ночь в небесном мире –
Столетие земного счета.
Неисчислимые рожденья
Влекут поступки за собою,
И ни благое, ни дурное
Деяние не исчезает.
Кто хочет быть всегда мужчиной,
Остерегаться должен блуда,
Как человек, что вымыл ноги,
Обходит стороною лужи.
А если женщина захочет,
Мужчиной стать в грядущих жизнях,
Пускай супруга почитает,
Как апсара – богов владыку.
А кто желает благ на небе
И долгой жизни в горнем мире,
Пусть избегает прегрешений
И в мыслях, и в речах, и в деле,
Пусть дхарме следует прилежно,
От этого всегда есть польза,
Будь женщиной ты иль мужчиной.
Все те, кто в нашем мире, государь,
Живут в великолепии, в достатке,
Когда-то жили праведно, поверь:
Мы все – наследник своих поступков.
А как ты полагаешь, царь Видехи:
За что танцовщиц ты к себе приблизил,
Наряды даришь им и украшенья?
Наверное, они того достойны?"
Так добронравная царевна
Порадовать царя старалась,
Разубедить своим рассказом,
Но все напрасно: тот не верил.
Сам Нарада из мира Брахмы,
Обозревая Джамбудвипу,
Царя Ангатия приметил
И снизошел к нему на землю.
Когда он в облике провидца
Возник перед царем Видехи,
С надеждою царевна Руджа
Пред ним почтительно склонилась.
А царь в великом изумленье
Немедленно спустился с трона
И гостя вопросил смятенно.

Царь

Откуда явился ты, богоподобный,
Сияя, как месяц безоблачной ночью?
Кто родом ты и каково твое имя?

Нарада

Явился сюда я из горнего мира,
Сияя, как месяц безоблачной ночью.
Узнай, государь, что я – Кашьяпа родом,
Под именем Нарады в мире известен.

Царь

О Нарада, я изумлен этим чудом:
Как можешь парить ты, земли не касаясь?
За что получил ты такую способность?

Нарада

Я дхарме и правде был издавна предан,
Смирял свои страсти, был щедр неизменно,
От этого стал я стремителней мысли,
Мгновенно в любые миры попадаю.

Царь

Что ты рассказал мне – поистине чудо:
Заслуги, выходит, отнюдь не бесплодны,
(Вот только не знаю я, верно ли это).
Позволишь ли пораспросить тебя дальше?
Но только я жду непритворных ответов!

Нарада

Спроси, о чем хочешь, владыка Видехи.
Я тут же рассею любые сомненья,
Скажу о причинах, примеры напомню,
В моих рассужденьях не будет изъяна.

Царь

Нарада, ответь нелицемерно:
Есть ли в мире боги? Есть ли предки?
Существуют ли на самом деле
То, что называется "тем светом"?

Нарада

Есть и боги в мире, есть и предки,
И на самом деле существует
То, что называется "тем светом".
Глупые и чувственные люди –
Лишь они не знают о том свете,
Ибо держатся превратных взглядов.

Царь

Если, Нарада, ты тоже веришь,
Что умершие на этом свете
Просто на тот свет переселились,
Одолжи мне здесь пятьсот каршапан –
На том свете тысячу получишь!

Нарада

Будь ты добронравен и надежен –
Дал бы я тебе пятьсот каршапан,
Но теперь ссужать тебе опасно:
Как очутишься ты в преисподней,
Долг с тебя взыскать никто не сможет.
Кто бездельничает в этой жизни,
Ленится, бесчинствует, буянит,
Тот от умных не получит ссуды,
Ведь возврата будет не дождаться.
А тому, кто может заработать,
Добронравен, опытен, надежен,
Люди сами в долг дают охотно:
На такого можно положиться.
Ты же, царь, коль взглядов не изменишь,
После смерти встретишься в кромешной
С жадным вороньем, исчадьем ада.
Грифы, коршуны, орлы, вороны
Исклюют тебя и растерзают.
Будешь ты, разодранный на части,
Окровавленный, в грязи валяться –
Позабудешь, что кому-то должен!
Там не светят ни луна, ни солнце,
Жутью дышит беспросветный сумрак,
Не бывает там ни дня, ни ночи;
Всяк махнет рукой на свои деньги,
Только бы в аду не очутиться.
Двое кобелей могучих, рослых:
Первый – Светлый, а второй – Пятнистый,
Там железными клыками гложут
Всех, кто очутился в преисподней.
Хищники когда в тебя вгрызутся
По кускам растащат свое тело,
Будешь ты, разодранный на части,
Окровавленный, в грязи валяться –
Позабудешь, что кому-то должен!
Навостривши копья, пики, дроты,
Слуги ада, копоти чернея,
Колют и пронзают, стервенея,
Грешников, в кромешную попавших.
Не ищи от них спасенья в бегстве.
Все равно ты будешь весь истерзан.
Вспорят тебе брюхо, кишки вынут,
Так забудешь, что кому-то должен!
Там с небес дождем летят секиры,
Стрелы, копья, топоры, кинжалы,
Люто накаленные, как угли;
Там из туч валится град каменьев,
Знойный ветер дует нестерпимо.
Нет ни малого отдохновенья,
Как начнешь, измучившись, метаться,
Позабудешь, что кому-то должен!
Запрягут тебя в телегу бесы
Да начнут стрекалом тыкать в спину –
Побежишь по раскаленной лаве,
Позабудешь, что кому-то должен!
Вздумаешь ли на гору взобраться,
Бритвами утыканную плотно,
Источающую зной и ужас –
Бритвы рассекут тебя на части,
Будешь в собственной крови купаться
И забудешь, что кому-то должен!
Станешь ползать по горящим грудам,
Где трещат пылающие угли:
Как обуглишься да накричишься –
Позабудешь, что кому-то должен!
Растут там адские деревья,
Касаясь облаков вершиной;
На них железные колючки
Набухли человечьей кровью.
На эти страшные деревья
Служители судьи умерших
Мужчин и женщин загоняют,
Что предавались любострастью.
Тебя там то же ожидает,
И будешь лезть, окровавленный,
Пока всю кожу не оставишь
И не исколешь свои члены
На ужасающих колючках.
Тогда ты горько будешь плакать,
Раскаиваясь в прегрешеньях!
Ты даже кожи там лишишься,
Откуда же возьмутся деньги
С заимодавцем расплататиться!
Другие там растут деревья:
Мечи на ветках вместо листьев.
И будешь ты на них взбираться,
На ветках оставляя части
Обезображенного тела!
Едва ты вырвешься из леса –
В Вайтарани падешь немедля;
Откуда же возьмешь ты деньги
С заимодавцем расплатиться!
Клокочет щелочной водою,
Дымится адское теченье
Реки Вайтарани ужасной,
А в ней – железные кувшинки
И остро режущие листья!
Тебя, забрызганного кровью,
Река немедленно подхватит
И понесет на эти листья;
Откуда же возьмешь ты деньги
С заимодавцем расплатиться!

Царь

Как дерево под топором, я весь дрожу от страха.
Что делать мне? Куда идти? Я заблудился в мире!
Я в ужасе от дел своих, раскаиваюсь горько!
Одна надежда на тебя, провидец!
Дай мне воды напиться в знойный полдень,
Будь островом среди морской пучины,
Стань светочем средь темноты кромешной!
Дай наставление о дхарме и о пользе.
Увы! Я в прошлом тяжко провинился.
Скажи, как мне очиститься, провидец?
Как избежать паденья в бездну ада?

Нарада

Стань праведнвм, как Дхритараштра,
Как Вишвамитра, Джамадагни,
Как Ушинара и царь Шиби.
Во всем отныне следуй дхарме,
И обретешь обитель Шакры.
Пусть в Чандаке, твоем дворце,
И Митхиле, столице царства,
Отныне возглашают слуги:
"Кто жаждет? Кто проголодался?
Кому нужны цветов гирлянды?
А кто нуждается в одежде?
Кому-то, может, для прогулок,
Нужны сандалии и зонтик?"
Пусть дважды в день так возглашают.
Тех, кто состарился в работе,
Не заставляй трудиться больше,
Но содержать ты их обязан,
Будь это люди иль скотина:
Они заботу заслужили.
А теперь запомни наставленье:
Колесницей назовем мы тело,
А возничим будет ум искусный.
Ось – непричинение дурного,
А щиты – раздача неимущим.
Мы ободьями представим ноги,
Окаемкою же руки будут.
Смазка – воздержанье от обжорства;
Если скрипа нет – ты сдержан в речи.
Цельный кузов – это верность слову;
Мягкость речи – плавность ее хода;
Вера и нежадность – украшенье;
Шест со знаменем над колесницей –
Скромность, поклонение с молитвой;
Неспесивость – вот прямое дышло;
А поводья – самообузданье;
Плавный ход ее – то негневливость,
Сверху же красуется блестящий
Зонт – он означает верность дхарме.
Поручнями будут твои знанья.
А сидением – невозмутимость духа.
Спицами же – знанье обстоятельств,
Хомутом смирение зовется,
А подстилкой будет бодрость мысли.
Память – вот стрекало у возницы,
Мужество и йога – то уздечка,
Если ум смирен – он едет прямо,
Избегая прихотей-ухабов.
Вдруг рысак к обочине нагнется
(Значит, что-то видно или слышно,
Что-то вкусно и приятно пахнет,
Отвлекая в сторону вниманье) –
Рысака тогда возничий – твоя сущность –
Погоняет мудростью нещадно.
Тот, кто твердо правит колесницей,
Едет ровной и прямой дорогой, –
Тот осуществит свои желанья
И кромешной навсегда избегнет.


| В начало страницы | | На основную страницу |